Владелец Astana Group Нурлан Смагулов расcказал L’Officiel о своем собрании казахстанского искусства, cамообразовании, азарте коллекционера и будущем музее частных коллекций.
В 17 лет я поехал учиться в Москву. В московских музеях меня поразили работы французских импрессионистов. Все они происходят из частных коллекций меценатов-промышленников – Мамонтова, Щукина, Третьякова. В свое время они приезжали в Париж и скупали полотна. И когда лет 5 назад в Лондоне была выставка From Russia, на нее стояли очереди – у британцев был шок: откуда в России такое количество великолепных работ? Это все заслуга отдельных людей, просвещенных и продвинутых, которые понимали искусство и не жалели на него денег.
Для меня очень важно поддерживать казахстанское искусство – это внутренняя потребность. Невозможно стать коллекционером только потому, что это модно и престижно – это нужно любить. Художники зачастую народ непростой, но я получаю огромное удовольствие от общения с ними и стремлюсь их понимать.
Для меня дело чести возвращать на родину работы, которые оказались за рубежом. Тот же Сэрэнджаб Балдано: он долго жил в Казахстане, а потом уехал в Москву и увез с собой более сотни скульптур из дерева и карагача. Я познакомился с ним – мы сделали его персональную выставку здесь, издали книги о нем. То же с Павлом Зальцманом: его дочь с мужем уехали в Израиль и хотели отдать его работы Еврейскому музею в Иерусалиме, но мне удалось убедить их в том, что они будут более востребованы в Казахстане.
На международных аукционах в Нью-Йорке и Лондоне работы казахских мастеров встречаются редко. Как правило, это работы “шестидесятников”, которые были вывезены еще в советское время иностранцами, работавшими здесь, или уже в наше время эмигрировавшими наследниками художников.
Очень много мне дало знакомство с Юрием Кошкиным – легендарным коллекционером советского Казахстана, человеком авантюрным, но очень образованным и увлеченным. В свое время он был приговорен к расстрелу, потом – к пожизненному заключению, и отсидел 8 лет в следственном управлении КГБ на Виноградова-Дзержинского. Когда проводили конфискацию его имущества, искусство вывозили грузовиками. Вот в холле музея Кастеева стоят работы итальянских скульпторов – это как раз из его коллекции. Он сумел подняться даже после того, как потерял все – только личность его масштаба могла сделать такое. Уже в постсоветское время собрал новую коллекцию, арендовал здание, в котором отбывал срок, и открыл там музей – это был своего рода манифест превосходства искусства над всеми устоями и режимами. В поздние годы своей жизни Юрий Алексеевич переехал в Москву, перед отъездом он передал часть своей коллекции музею, а часть продал. Мне удалось приобрести у него несколько работ – это были очень значимые вещи, которые остались в Казахстане. Процесс переговоров был достаточно сложным, лучшие работы он продавать не хотел, а я выбрал именно их. Думаю, что в какой-то момент он увидел во мне коллекционера, который смотрит на его работы с равным восхищением, вот тогда-то мы и смогли договориться.
Невозможно собирать искусство, ничего о нем не зная: в какой-то момент у тебя обязательно возникают вопросы, и ты начинаешь искать на них ответы. У меня нет искусствоведческого образования или обширных энциклопедических знаний в этой сфере, но я многое почерпнул из личного общения с художниками и книг. Самообразование для меня – и удовольствие, и необходимость: невозможно ведь разговор поддержать, если не отличаешь импрессионизм от постмодернизма и не знаешь, что такое “бубновый валет”.
Где бы я ни находился, при первой же возможности иду в музей – момент визуального общения с искусством важен. К таким экскурсиям я обычно готовлюсь: изучаю экспозицию в интернете, скачиваю аудиогид или путеводитель. Мне кажется, я наизусть знаю расположение картин в залах Русского музея.
В Казахстане коллекционеров почти нет. Можно назвать Даригу Назарбаеву, которая глубоко понимает и по-настоящему любит искусство; Имангали Тасмагамбетова, обладающего безупречным вкусом; Ричарда Спунера - американца, который уже лет 20 живет в Казахстане... И все, пожалуй. Тут дело не в деньгах – это вопрос интереса и амбиций. Не обязательно ведь покупать полотна на Christie’s и Sotheby’s, можно начать приобретать работы у художников, не выезжая из Казахстана.
Из коллекционеров нового поколения могу назвать Сержана Жумашова. Правда, его больше интересует мировое искусство, у него своя миссия: он привозит сюда знаковые вещи знаменитых художников и выставляет их на всеобщее обозрение. При этом сам он скромный, мало общается с прессой. Он для меня стал раздражителем в хорошем смысле – я начал покупать скульптуры больших форм.
Многие зарабатывают деньги, строят большие дома, но у них на стенах редко встретишь картины. Своим друзьям я пытаюсь привить если уж не страсть, то хотя бы интерес к искусству. Иногда удается, и в их домах поселяется одна-две работы – Калмыков или Шарденов, но на этом обычно все и заканчивается.
У нас есть прекрасные художники, есть искусствоведы и галеристы, но покупателей нет – арт-рынок в анабиозе. Вот в России среди бизнесменов коллекционирование очень популярно – там это вопрос статуса: есть дом, личный самолет, значит, и коллекция должна быть. Хочется верить, что мы тоже дойдем до этого.
Мои безусловные фавориты – шестидесятники. Они созвучны времени, в котором творили: тогда по всему миру была мощная новая волна и в музыке, и в искусстве, и в кино. Они чувствовали дух свободы и следовали ему. Казахстанское искусство 1940-50-х годов находилось под сильным влиянием русской академической школы, а вот шестидесятники уже смотрели шире: в их работах видно, как традиционный казахский колорит ищет себя в новом пространстве. В них я замечаю параллели с европейским модернизмом и искусством стран Северной и Латинской Америки, и это отнюдь не слепое копирование, а переосмысление и адаптация.
Творчество Салихитдина Айтбаева вызывало споры. Современники его не принимали, его стиль смущал их неожиданностью. Он был страстным глашатаем новых исканий. О его работе “На целине. Обед” говорили, что она похожа на “Тайную вечерю” - на самом деле он создавал новый образ казахского кочевья – утверждал его вечную актуальность. Гармония этой картины в точных сопоставлениях теплых и холодных цветов в насыщенности локальных пятен. И сейчас спустя полвека я смотрю на эту вещь и понимаю, насколько она глубока и современна – для меня она является апофеозом казахстанского искусства.
Я считаю, что казахстанская скульптура именно такая, какой ее видел Рысбек Ахметов. Это очень редкий автор на рынке, и в моей коллекции его работ не много. Но когда мы делали выставку в Лондоне, именно они вызвали наибольший резонанс. Эстетически и тематически они сильно отличаются от той агрессивной пластики, которую у нас принято считать народной – все эти батыры, воины, барсы, волки... Я хотел отлить одну из его вещей в металле для города, чтобы о нем знали все жители Алматы, но с семьей его не удалось договориться.
Работу “Воины” Павла Зальцмана я привез из Израиля. Пожалуй, только еврейский художник мог писать казахов в стиле Ренессанса! В свое время он приехал в Казахстан уже сложившимся художником, который работал в мастерской Павла Филонова и имел свою авторскую манеру. Это художник мирового уровня, и мы можем гордиться тем, что он жил и творил в нашей стране.
Я не пытаюсь открывать новые имена – здесь и старых не знают. Не то, чтобы их забыли, а мы стремимся напомнить, – их просто не знали ни тогда, ни сейчас. И это нужно исправлять, потому что у нас есть художники, которые достойны того, чтобы их творчество знали и ценили.
Музей частных коллекций нужно открывать при жизни. У нас с Сержаном Жумашовым есть идея построить музей и передать в него свои коллекции. Я вот весной был в Америке и посетил музеи Уитни, Гуггенхайма и галерее Гагосяна. Американские меценаты оставляли государству свои коллекции, которые теперь привлекают миллионы туристов. Это ведь важно для любого человека – оставить после себя что-то стоящее.
Частные музеи зачастую интереснее государственных – в них всегда видна личность того, кто коллекцию собрал по принципу “нравится/не нравится”. Учитывая то, что у таких людей, как правило, великолепный вкус–здесь почти не бывает проходных вещей, и каждая – шедевр.
Проблема подделок стоит остро: в последнее время целые цеха работают по Калмыкову, Шарденову. Я вижу такие “работы” даже в известных галереях и прошу хозяев убирать их. В ответ мне показывают сертификаты – тоже поддельные. Часто бывает, что прихожу в гости, хозяин гордо показывает картину, а я вижу, что это подделка. Я молчу, конечно, – не буду же я омрачать настроение товарищу или начинающему коллекционеру.
Проводя выставки своей коллекции в Астане и Алматы я, во-первых, хотел бы изменить отношение к коллекционерам, которое сложилось у нас. Второе, я бы хотел, чтобы больше людей заинтересовались коллекционированием – если честно, мне не хватает атмосферы азарта, конкуренции. В-третьих, это был важный шаг к открытию собственного музея – этап проверки общественного мнения.
Конечно, всегда есть люди, которые готовы бросить камень, но в целом я получил очень позитивный заряд от этих двух выставок, и теперь планирую еще две – покажу графику и скульптуру. У меня есть Роден, Шагал, Леже – есть на что посмотреть.
Оставлять коллекцию детям не собираюсь. Я смотрю на их реакцию – им вроде бы нравится, но восторга нет. Да и зачем им моя коллекция? Ведь это мой взгляд на искусство, а у каждого, которому оно интересно, есть свой. И наверняка им захочется собирать что-то свое, а не сдувать пыль с моей.
Если бы мне выделили зал в музее Кастеева, я бы все отдал и сам ходил бы смотреть. Потому что коллекция у меня большая – около тысячи работ, и проблема хранения стоит остро. Не говоря уже об экспонировании: мне негде их вешать, и я переживаю, что некоторые работы по 5-7 лет не вижу.
Куда первым делом идут туристы? По историческим местам и в музеи. Я сам люблю в воскресные дни походить по залам, рассматривая работы, которые уже сто раз видел, а возле “Счастья” Айтбаева вообще готов стоять часами. Сейчас в музее Кастеева проходит выставка Зураба Церетели, который впервые выставляет свои работы в Казахстане и мне выпала честь стать партнером выставки, лично пообщаться с мастером. Монументалист мирового масштаба – он обучался во Франции, где общался с выдающимися худониками Пабло Пикассо и Марком Шагалом. Помимо России, его скульптурные произведения находятся в Великобритании, Испании, Франции, США, Японии, Бразилии, Грузии. И персональная выставка в Алматы – это событие для жителей города. Думаю, второй музей изобразительного искусства пойдет Алматы на пользу – ведь это по праву наша культурная столица, а мы, ее жители, создаем это культурное наполнение!
